И серебряный месяц ярко над серебряным веком стыл... (1 страница)

В то время я гостила на земле.
Мне дали имя при крещенье Анна,
Сладчайшее для губ людских и слуха.
Так дивно знала я земную радость
И праздников считала не двенадцать,
А столько, сколько было дней в году.




Ахматова
Я родилась 11 июня 1885 года, в один год с Чаплиным, «Крейцеровой сонатой» Л.Толстого, Эйфелевой башней, и, кажется, Элиотом. Мой отец был в то время отставной инженер-механик флота. Годовалым ребёнком я была перевезена на север - в Царское Село. Мои первые впечатления царскосельские: зелёное великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали меленькие пёстрые лошадки, старый вокзал и нечто другое...

Из стихов Ахматовой
Я к розам хочу в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград.
Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.
………
И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов
А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца
Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви
И все перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.


Музыка: Бетховен-тишина

Из воспоминаний К. И. Чуковского.
Анну Андреевну Ахматову я знал с 1912 года. На каком-то литературном вечере подвел меня к ней её муж, молодой поэт Николай Степанович Гумилёв. Тоненькая, стройная, похожая на робкую пятнадцатилетнюю девочку, она ни на шаг не отходила от своего мужа, который тогда, при первом знакомстве, назвал её своей ученицей. Прошло два-три года, и в её осанке наметилась главнейшая черта её личности - величавость.
Слово «царственная» приходило в голову всем, знавшим Анну Андреевну

Из писем Ахматовой.
 Я выхожу замуж за друга моей юности Николая Степановича Гумилёва. Он любит меня уже три года, и я верю, что моя судьба быть его женой. Люблю ли я его, я не знаю, но кажется мне, что люблю.

Гумилёв
Вот я один в вечерний тихий час,
Я буду думать лишь о Вас, о Вас.
Возьмусь за книгу, но прочту: «Она»,
И вновь душа пьяна и смятена.
Я брошусь на скрипучую кровать,
Подушка жжёт.. нет, мне не спать,
а ждать.
И крадучись я  подойду к окну,       
На дымный луг взгляну и на луну,
Вон там, у клумб, Вы мне сказали: «Да»,
О, это «да» со мною навсегда
И вдруг сознанье бросит мне в ответ,
Что вас, покорной, не было и нет,
Что ваше «да», ваш трепет у сосны.
Ваш поцелуй лишь бред весны и сны.

Ахматова.
Коля собирается приехать ко мне. Я безумно счастлива. Он пишет мне непонятные слова, и я хожу с  письмом   к  знакомым   и  спрашиваю объяснений.
Он так любит меня, что даже страшно. Как вы думаете, что скажет папа, когда узнает о моём решении? Если он будет против брака, я убегу, тайно обвенчаюсь с Николя.


Ахматова.
Помолись о нищей, о потерянной,
О моей живой душе,
Ты, в своих путях всегда уверенный
Свет узревший в шалаше.

И тебе, печально-благодарная,
Я за это расскажу потом,
Как меня томила ночь угарная,
Как дышало утро льдом.


Гумилёв
Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов,
Живет в таинственном мерцанье
Ее расширенных зрачков.

Ее душа открыта жадно
Лишь медной музыке стиха,
Пред жизнью, дольней и отрадной,
Высокомерна и глуха.

Неслышный и неторопливый,
Так странно плавен шаг ее,
Назвать нельзя ее красивой,
Но в ней всё счастие мое.

Когда я жажду своеволий
И смел и горд я к ней иду
Учиться мудрой сладкой боли
В ее истоме и бреду.

Она светла в часы томлений
И держит молнии в руке,
И четки сны ее, как тени
На райском огненном песке.


Ахматова.
Я отравлена на всю жизнь, горек яд неразделённой любви. Смогу ли я снова начать жить? Конечно, нет. Но Гумилёв - моя судьба, и я покорно отдаюсь ей. Не осуждайте меня, если можете. Я клянусь Вам всем для меня святым, что этот несчастный человек будет счастлив со мной.
Ахматова.
Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Не любил чая с малиной
И женской истерики.
...А я была его женой.

Музыка: Любэ - это было…


Ведущий. Через полгода после женитьбы Н. С. Гумилёв отправился в Абиссинию

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав..
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ахматова.
Я обещала, что никогда не помешаю ему ехать, куда он захочет. Ещё до того, как поженились, обещала. Заговорили об одном нашем друге, которого жена не пускала на охоту. Н. С. спросил: «А ты бы меня пускала?» - «Куда хочешь, когда захочешь».


Сегодня мне письма не принесли:
Забыл он написать или уехал;
Весна как трель серебряного смеха,
Качаются в заливе корабли.
Сегодня мне письма не принесли...

Он был со мной еще совсем недавно,
Такой влюбленный, ласковый и мой,
Но это было белою зимой,
Теперь весна, и грусть весны отравна,
Он был со мной еще совсем недавно...

Из писем Гумилёва.
Я весь день вспоминаю твои строчки о приморской девчонке, они мало того, нравятся мне, они меня пьянят. Милая Аня, я знаю, ты не любишь и не хочешь понять этого, но мне не только радостно, а и прямо необходимо, по мере того, как ты углубляешься для меня как женщина, укреплять и выдвигать в себе мужчину. Я никогда бы не смог догадаться, что от счастья и славы безнадёжно дряхлеют сердца, но ведь и ты никогда бы, никогда не смогла заняться исследованием страны Галла, понять, увидя луну, что она алмазный щит богини воинов Паллады

Ахматова.       
Стать бы снова приморской девчонкой,
Туфли на босу ногу надеть,
И закладывать косы коронкой,
И взволнованным голосом петь.     
Все глядеть бы на смуглые главы
Херсонесского храма с крыльца
И не знать, что от счастья и славы
Безнадежно дряхлеют сердца.


Гумилёв
Это было не раз, это будет не раз
В нашей битве, глухой и упорной:
Как всегда, от меня ты теперь отреклась,
Завтра, знаю, вернёшься покорной.

Ахматова.
Тебе покорной? Ты сошел с ума!
Покорна я одной Господней воле,
Я не хочу ни трепета, ни боли,
Мне муж палач, а дом его тюрьма.

Но видишь ли! Ведь я пришла сама...
Декабрь рождался, ветры выли в поле,
И было так светло в твоей неволе,
А за окошком сторожила тьма.

Так птица о прозрачное стекло
Всем телом бьется в зимнее ненастье,
И кровь пятнает белое крыло.

Теперь во мне спокойствие и счастье.
Прощай, мой тихий, ты мне вечно мил
За то, что в дом свой странницу пустил.


Гумилев. Дорогая моя Анечка, я уже в настоящей армии. Раненых немало, а раны все какие-то странные: ранят не в грудь, не в голову, как описывают в романах, а в лицо, в руки, в ноги. Под одним нашим уланом пуля пробила седло как раз в тот миг, когда он приподнимался на рыси, секунда до или после, и его бы ранило...
Я всё читаю «Илиаду», удивительно подходящее чтение. У ахеян тоже были и окопы, и заграждения, и разведка. Сам я ничего не пишу лето, война и негде.


Из стихов Гумилёва
А ночью в небе дневном и высоком
Я вижу записи судеб моих
И ведаю, что обо мне, далеком,
Звенит Ахматовой сиренный стих.

Песня: Чернеет дорога

Из стихов Ахматовой.
Не смеялась и не пела
Целый день молчала
Я всего с тобой хотела
С самого начала
Беззаботной первой ссоры
Полной светлых бредней,
И безмолвной, черствой, скорой
Трапезы последней.




Ахматова.
Не недели, не месяцы годы
Расставались. И вот наконец
Холодок настоящей свободы
И седой над висками венец.

Больше нет ни измен, ни предательств,
И до света не слушаешь ты,
Как струится поток доказательств
Несравненной моей правоты.

И, как всегда бывает в дни разрыва,
К нам постучался призрак первых дней,
И ворвалась серебряная ива
Седым великолепием ветвей.

Нам, исступленным, горьким и надменным,
Не смеющим глаза поднять с земли,
Запела птица голосом блаженным
О том, как мы друг друга берегли.


Ахматова
Сжала руки под тёмной вуалью...
 "Отчего ты сегодня бледна?"
 - Оттого, что я терпкой печалью
 Напоила его допьяна.

 Как забуду? Он вышел, шатаясь,
 Искривился мучительно рот...
 Я сбежала, перил не касаясь,
 Я бежала за ним до ворот.

 Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
 Всё, что было. Уйдешь, я умру."
 Улыбнулся спокойно и жутко
 И сказал мне: "Не стой на ветру".
Таинственной невстречи
 Пустынны торжества,
 Несказанные речи,
 Безмолвные слова.
 Нескрещенные взгляды
 Не знают, где им лечь.
 И только слезы рады,
 Что можно долго течь.
 Шиповник Подмосковья,
 Увы! при чем-то тут...
 И это все любовью
 Бессмертной назовут.

Песня: Леонтьев-шиповник

Из письма М. Цветаевой.
Дорогая Анна Андреевна! Спасибо за очередное счастье моей жизни - «Подорожник». Не расстаюсь. Вы мой самый любимый поэт. Я понимаю каждое Ваше слово, весь полет, всю тяжесть. Ах, как я Вас люблю и как я Вам радуюсь, и как мне больно за Вас, и как высоко от Вас! Если были бы журналы, какую бы я статью о Вас написала! Мне так жалко, что всё только слова - любовь - я так не могу, я бы хотела настоящего костра, на котором бы меня сожгли.

Златоустой Анне всея Руси
 Искупительному глаголу,
 Ветер, голос мой донеси
 И вот этот мой вздох тяжёлый.
 Расскажи, сгорающий небосклон,
 Про глаза, что черны от боли,
 И про тихий земной поклон
 Посреди золотого поля.
 Ты в грозовой выси
 Обретённый вновь!
 Ты! Безымянный!
 Донеси любовь мою
        Златоустой Анне всея Руси!

Ахматова.

Я научилась просто, мудро жить,

Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины желто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озерной лесопильни.

Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.

Ведущий. В год развода Анна Андреевна подарила Гумилёву сборник стихов «Белая стая» с надписью: «Моему дорогому другу Н. Гумилёву с любовью. А. Ахматова. 10 июня 1918 г. Петербург».

Гумилёв
Ты, для кого искал я на Леванте
Нетленный   пурпур   королевских   мантий,
Я проиграл тебя, как Дамаянти,
Твоих волос не смел поцеловать я,
Ни даже сжать холодных тонких рук.
И ты ушла, в простом и тёмном платье,
Похожая на древнее Распятье.


Ахматова.  
И когда друг друга проклинали
В страсти раскаленной добела,
Оба мы еще не понимали,
Как земля для двух людей мала,
И что память яростная мучит,
Пытка сильных огненный недуг!
И в ночи бездонной сердце учит
Спрашивать: о, где ушедший друг?


Песня на слова Гумилева "Думы!"

Ведущий. Каждый из них пошёл навстречу своей трагедии. Н. С. Гумилев был расстрелян в 1921 г. за участие в контрреволюционном заговоре. По последним данным, никаких активных действий против советской власти поэт не предпринимал.

Ахматова.  
 Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
 Двадцать восемь штыковых,
Огнестрельных пять.
Горькую обновушку
Другу шила я.
Любит, любит кровушку
Русская земля.

Романс Я тебя  никогда не забуду

Многие друзья уехали за границу, но Ахматова оставить родину не смогла.


Ахматова.  
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.

Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.

А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.


Комментариев нет:

"Льются с этих фотографий океаны биографий, жизнь в которых вся, до дна, с нашей переплетена."